okssi ВЕЛИКИЙ СЕРАФИМ - СВЯТОЙ САРОВСКОЙ ПУСТЫНИ (1759-1833) "Сей, отец Тимон, сей, всюду сей данную тебе пшеницу. Сей на благой земле, сей и на песке, сей на камне, сей при пути, сей и в тернии: все где-нибудь да прозябнет и возрастет, и плод принесет, хотя и не скоро." Последнее наставление преподобного Серафима Саровского пустыннику, а впоследствии игумену, отцу Тимону. Молодость "Поминай моих родителей Исидора и Агафию", - сказал с любовью преподобный старец Серафим, прощаясь с пришедшим к нему игуменом Высокогорской пустыни. Помянем же и мы добрых его родителей, чью память он чтил до самой своей кончины. Отец святого Серафима Саровского, Исидор Мошнин был строителем-подрядчиком, а мать, Агафия, ставши вдовой, продолжала дело мужа. Житель города Курска, Исидор Мошнин принадлежал, как сам о нем говорил св.Серафим, к сословию купеческому, тому зажиточному сословию России 18-го века, которое умело нести ответственность за техническую исправность своих предприятий и тем самым способствовало в большой мере созиданию русского национального достояния. Занимаясь стройкой различных зданий, каменных домов и даже церквей, курский строитель производил сам необходимый ему строительный материал на собственных кирпичных заводах. Последним и лучшим предпринятым им делом было сооружение большой церкви во имя преподобного Сергия Радонежского в самом городе Курске; но благочестивый купец за последние 10 лет своей жизни успел закончить лишь нижний храм св.Сергия, а еще предстояло воздвигать верхний. После его кончины, последовавшей в 1762 году, жена его Агафия продолжала работы в течение 16-ти лет. Храм был окончен в 1778 году - то был год поступления св.Серафима в Саровский монастырь; гораздо позже - опять примечательное совпадение - в 1833 году, то есть в год смерти св. Серафима, храм этот стал кафедральным собором города Курска. Хотя Агафия Мошнина не была подрядчицей в техническом смысле этого слова, она все же оказалась способной надзирать за ходом работ после смерти своего мужа и довести постройку храма до конца в сравнительно краткое время. С одним из ее посещений строившейся церкви связан первый знаменательный эпизод в жизни святого Серафима. Как-то раз Агафия Мошнина, взяв с собой на стройку семилетнего сына своего Прохора (таково было имя, данное св. Серафиму при крещении), взошла с ним на верхушку колокольни; резвый Прохор, как все дети, захотел посмотреть вниз и нечаянно упал с довольно большой высоты. Смерть грозила ему после такого падения, но когда мать сбежала с колокольни, то увидела Прохора, стоявшего целым и невредимым... О, благочестивая мать, Бог возвращает тебе сына живым! Надо ли говорить о благодарности, наполнившей твое сердце при явлении такого чуда? Через несколько лет второй необыкновенный случай навел мать на мысль об особенном промысле Божием касательно ее сына. Десятилетний Прохор, мальчик весьма крепкого сложения и привлекательной по живости и красоте наружности, вдруг сильно заболел, и снова Агафия стала опасаться за жизнь своего любимого сына. Положение казалось безнадежным, но в самый критический момент болезни мальчику во сне явилась Божия Матерь с обещанием лично прийти и исцелить его. Верующей семье Мошниных оставалось предаться надежде на обещанное выздоровление. В то время по улицам Курска устраивали крестные ходы с иконой Знамения Божией Матери. Когда крестный ход приближался к дому Мошниных, случился сильный дождь, что заставило шествие свернуть во двор Агафии; видя это, окрыленная верою мать поспешила вынести больного сына и приложить его к чудотворной иконе. С того дня Прохору стало лучше, и скоро он совсем окреп. Рука Божия второй раз возвращала к жизни сына Агафии. Несомненно, столь дивные знамения должны были впоследствии укрепить сердце матери, когда ей пришло время отдать любимого сына на служение Богу, - беспрекословно. Со времени чудного исцеления жизнь Прохора протекала спокойно. Он выучился читать по-русски и по-славянски, выучился писать и считать столь успешно, что старший брат его Алексей, занимавшийся торговым делом, брал Прохора себе в помощники, в лавку; там мальчик постигал искусство купли, продажи и барыша... "Мы, бывало, - говаривал сам старец Серафим, - торговали товаром, который нам больше барыша дает!" Да кто не помнит, как преподобный Серафим любил заимствовать образы и термины из купеческого дела, - чтобы лучше разъяснять высшие духовные пути: "Стяжевайте (то есть приобретайте) благодать Духа Святого и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благости Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных, и не по четыре или по шести на сто, но по сту на один рубль духовный, но даже еще того в бесчисленное число раз больше. Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божиего пост, поститесь; более дает милостыня, милостыню творите... Так и извольте торговать духовно добродетелью..." (Из записок Николая Мотовилова). Отрочество Прохора протекало в среде, благоприятной для его духовного развития. Когда в нем стало проявляться тяготение к чтению духовных книг, к посещению церковных служб, порой весьма ранних, или же к дружбе с почитаемым в Курске юродивым, со стороны его глубоко верующей матери не оказалось никаких преград. Среди своих сверстников, купеческих детей, сын Агафии имел верных друзей, которые так же, как и он, стремились к жизни духовной. Нам известно, что четверо из них стали впоследствии иноками. Достигнув 16-ти лет, Прохор уже определенно избрал путь монашеского подвига и просил на то благословение матери. В те времена родительское благословение имело исключительное значение для детей и являлось торжественным и святым знаком благоволения Божия на избранный жизненный путь. Прохор поклонился своей матушке в ноги, она благословила его большим медным крестом, который он принял из рук ее. До конца жизни святой Серафим носил этот медный крест на груди, поверх одежды, показывая тем самым свою духовную связь со своей христианкой матерью, а также и силу родительского благословения. В городе Курске хорошо была известна Саровская пустынь [1], где пребывали в монашестве некоторые жители этого города, как, например, иеромонах Пахомий, в миру Борис Назарович Леонов, ставший игуменом в Сарове за год до поступления туда Прохора, а прежде с детских лет знавший родителей его, Исидора и Агафию. Склоняясь к поступлению именно в Саров, юный Прохор пожелал иметь подтверждение свыше на свой выбор, и для сего отправился в Киево-Печерскую Лавру, почитавшуюся, особенно в те трудные для монашества времена, несомненной главной нашей духовной святыней. Прохора сопровождали его друзья из курских купцов; все шестеро шли пешком, а пройти надо было из Курска в Киев около 500 верст. Добравшись до Киева, паломники начали обходить все святые места древней Лавры. В так называемой Китаевской обители жил затворник Досифей, имевший дар прозорливости. К нему и направился Прохор, прося его наставления. Вот что ответил затворник юному сыну Агафии: "Гряди, чадо Божие, и пребуди тамо (то есть в Саровской пустыни). Место сие тебе будет во спасение, с помощью Господа. Тут скончаешь ты и земное странствие свое. Только старайся стяжать непрестанную память о Боге чрез непрестанное призывание имени Божия, (молясь) так: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! В этом да будет все твое внимание и обучение: ходя и сидя, делая (работая) и в церкви стоя, везде, на всяком месте, входя и исходя, сие непрестанное вопияние да будет и в устах и в сердце твоем; с ним найдешь покой, приобретешь чистоту духовную и телесную, и вселится в тебя Дух Святой, источник всяких благ, и управит жизнь твою во святыне... В Сарове настоятель Пахомий - богоугодной жизни; он последователь наших Антония и Феодосия!" В этом ответе, записанном в жизнеописании старца Серафима, изданном Дивеевским монастырем в 1874 году, ясно выступает духовное единство православной монашеской традиции, в которую включился вскоре Прохор, а также как бы уже намечен весь его жизненный путь с высшим его достижением: и вселится в тебя Дух Святой... Восприняв по вере и без сомнений слова святого затворника Досифея [2], Прохор вернулся в Курск, где пробыл еще около полутора лет. Предание говорит, что он еще ходил в лавку брата, но торговлей больше не занимался, а приходящим к нему рассказывал о святых киевских местах и читал им духовные книги. Так мирно, как в свое время преп.Сергий Радонежский, молодой Прохор готовился покинуть свой дом. Послушник Святой жизни игумен Пахомий принял Прохора в Саровскую обитель 20-го ноября 1778 года, накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. По Летописи Дивеевской мы можем проследить, какие послушания нес молодой послушник Прохор в течение 8-ми лет: сперва он был келейником у казначея, иеромонаха Иосифа, далее работал в хлебне, просфорне, столярне; так удачны были его столярные изделия, что его даже стали прозывать Прохор-столяр. Он был будильщиком, затем пономарем; были и более тяжелые труды, как сплавка леса и заготовка дров. Сам о. Серафим, вспоминая свои молодые годы, говорил: "Вот и я, как поступил в монастырь-то... на клиросе тоже был, и какой веселый-то был,... бывало, как ни приду на клирос-то, братья устанут, ну и уныние нападает на них, и поют-то уж не так, а иные и вовсе не придут. Все соберутся, я и веселю их, они и усталости не чувствуют... ведь веселость не грех... она отгоняет усталость, да от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет, оно все приводит с собою..." Особенность молодого послушника состояла еще в том, что он с самого начала своей иноческой жизни предавался посильному чтению духовных книг. Один из агиографов св.Серафима, В.Н.Ильин, правильно замечает, что "острая, исключительная память и неустанное прилежание помогли ему (святому Серафиму) овладеть Священным Писанием [3], святоотеческой житийной литературой и аскетической в небывалых размерах. Про него можно сказать, него он был как бы упитан святой письменностью". Будучи послушником, Прохор показал себя исключительным подвижником: в среду и в пятницу он не принимал пищи, а в другие дни ел всего лишь раз в день, спал он весьма мало, часа три в ночь, исполняя неукоснительно трудное правило св.Пахомия Великого. В чаще Саровского леса издавна жили пустынники, предававшиеся всецело молитве сам Прохор получил благословение от своего старца Иосифа уходить в лес для уединенной молитвы в свободное от послушаний время. Здесь он совершал правило святого Пахомия. Два года спустя по поступлении в монастырь Прохор перенес очень тяжкую болезнь, которая продолжалась около трех лет. Врачи того времени не могли точно определить вид болезни, но склонялись к тому, что это была водянка: распухшее тело Прохора не позволяло ему двигаться, и он почти все время болезни пролежал. Состояние его, как и при первой серьезной болезни в детские годы, казалось по истечении трех лет безнадежным. Трогателен был неусыпный уход за больным со стороны игумена Пахомия, а также и казначея Исаии. Несмотря на их просьбы, Прохор отказался от вмешательства врачей в критический момент, предавая себя всецело на волю Божию. Была отслужена Божественная литургия, больного приобщили, после чего ему стало лучше, и он, непонятным для всех образом, выздоровел. Лишь впоследствии, незадолго до кончины, св.Серафим поведал о том, что в тот день случилось: причастившись, он увидел осиянную Фаворским светом Божию Матерь, подошедшую к нему в сопровождении апостолов Петра и Иоанна. Указывая на Прохора, Она сказала Иоанну: "Сей - нашего рода!" Причем, правую руку Она положила на голову больного, а жезлом коснулась его правого бедра, где вскоре открылась большая рана, из которой вытекла вся вода. От этой раны остался след на всю жизнь в бедре святого, который, в подтверждение совершенного чуда, давал матери Капитолине, церковнице основанной им общины, вложить весь кулак в углубление своего правого бедра, как некогда Христос давал Фоме вложить руку в ребро Свое. Слова, сказанные Божией Матерью столь молодому послушнику, лишь два года пробывшему в монастыре, наводят на нас некий страх и трепет... Из дальнейшей жизни св.Серафима мы увидим, что Божия Матерь избрала Себе в лице преподобного удивительно верного послушника, которому поручила нелегкое дело создания Дивеевской новой женской обители. Сам святой называл себя "служкой" Божией Матери, говоря, что без Ее указания он ничего не делает, а все делает Она. Слова Богородицы не смутили Прохора, отрешенного от всего земного столь продолжительной и тяжкой болезнью; в третий раз он был спасен от смерти, и Царица Небесная опять приняла прямое участие в его исцелении, указывая Своими словами не только на пройденный Прохором путь, но и на высоту его дальнейших подвигов: ему надлежало осуществить великое Мариино послушание, вынести особенно тяжелый крест, утвердиться в высшем девственном целомудрии. Так Божия Матерь готовила Себе, с самого начала его монашеского пути, великого по смирению сотрудника и мудрого исполнителя Своих велений. Когда Прохор вполне окреп, игумен Пахомий послал его собирать деньги на постройку в Саровском монастыре больничной церкви. Труд по сбору денег не считался легким, но благодарный послушник охотно исполнял его, обходя окружные города. Дойдя до Курска, Прохор узнал, что мать его уже умерла. Брат же его Алексей пожертвовал на постройку Саровской церкви немалую сумму. Когда сборщик вернулся в Саров, то, в знак благодарности за исцеление, сам приступил к сооружению прекрасного нового престола из кипарисового дерева, предназначенного для нижнего этажа больничного храма. Годы зрелости В 1786 году, 27-ми лет от роду, Прохор был пострижен в монашество с именем Серафима и в том же году посвящен во диакона. Служение его в этом сане продолжалось 6 лет, причем о.Серафим почти не выходил из церкви. Здесь надо отметить первое указание свыше о.Серафиму на великое дело, которое он имел завершить в последние годы своей жизни, и для этого предварительно кратко указать на путь и призвание некоей Агафии Семеновны, вдовы полковника Мельгунова, богатой дворянки-помещицы Ярославской области имевшей до 700 душ крестьян. Рано овдовев, Агафия положила окончить жизнь в известном Флоровском Киевском монастыре, где и постриглась под именем Александры; но, вследствие явлений ей Божией Матери, указавшей ей идти на север и быть основательницей великой в будущем обители, она, скрывая по совету Киево-Печерских старцев свое монашеское звание, после многих странствий осела неподалеку от села Дивеева. Это село, находившееся в 12-ти верстах от Сарова, на первый взгляд вовсе на было подходящим для женской обители, ибо было населено разгульными рабочими-шахтерами, работавшими на железных приисках, и почиталось опасным. Несмотря на это, село Дивеево было указано матери Александре вновь явившейся ей Царицей Небесной. Мать Александра познакомилась с Саровскими старцами, сперва с предшественником о.Пахомия, святой жизни игуменом Ефремом, затем с о.Пахомием, о.Исаией, о.Иосифом и другими. Опытные в духовной жизни старцы Саровские помогли матери Александре в деле создания небольшой женской общины в Дивееве, где на ее средства уже была выстроена приходская церковь, на месте явления ей Богоматери. Впоследствии мать Александра помогла Саровским игуменам достроить храм в честь Успения в самой пустыни, пожертвовав им немалые суммы. В 1789 году мать Александра скончалась, поручив заботу о своей юной общине отцу Пахомию, который, будучи уже старым и слабым, в свою очередь поручил так называемых Дивеевских сирот отцу Серафиму. В описываемое время о.Серафиму было 30 лет. Диаконом он уже служил три года, и, спустя новые три года, он должен был стать иереем, после чего ему предстояло в течение 36 лет проходить различные подвиги, преимущественно в уединении, и только в конце своей жизни, за семь лет до кончины, по указанию вновь явившейся ему Богоматери, ему суждено было приступить особенно деятельно к созданию новой великой обители в Дивееве, той обители, будущее которой Сама Царица Небесная предсказала матери Александре Мельгуновой. Удивителен, по долготе своей, срок между первым указанием на возложенное на о.Серафима дело и его осуществлением в конце жизни старца! Пока диаконское служение о.Серафима ознаменовано было видением ангелов, сослужащих в церкви. "Сердце мое таяло, как воск, от неизреченной радости", - говорил он. Известно великое видение, данное ему в Страстной Четверг за литургией; возгласив: "Господи, спаси благочестивыя и услыши ны..." и подняв орарь, диакон Серафим уже не мог более ничего сказать, ни двинуться с места. Его ввели в алтарь, где около трех часов он находился в необычном состоянии. Игумен Пахомий узнал после, что о.Серафиму было дано увидеть Самого Господа славы, окруженного всеми ангельскими чинами, "будто бы роем пчелиным", как образно выразился о.Серафим. Христос, от западных врат идя по воздуху, дошел до амвона, благословил служащих и молящихся, особо же самого Серафима, после чего, сияя неописуемым Фаворским светом, вошел в Свой образ на иконостасе. Игумен Пахомий, друг родителей диакона Серафима с молодых лет, несомненно давно уже знавший необыкновенную духовную одаренность их младшего сына - послушника своего, вовсе не спешил проводить его по ступеням духовного пути: 8 лет Серафим был послушником, 7 лет диаконом, и был рукоположен во иерея лишь на 34-м году своей жизни... Опытный в духовной жизни игумен Пахомий знал, что умудрение хотя бы даже и очень одаренной души не сразу достигается, человек не вдруг меняется, но врастает в Божественную жизнь путем долгого и смиренного подвига. После того, как епископ Тамбовский рукоположил диакона Серафима во иерея в Тамбове в 1793 году, новопоставленный служил, говорит Летопись, долгое время ежедневно. От почти беспрерывного стояния у о.Серафима ноги до такой степени опухли и покрылись ранами, что он уже не в состоянии был продолжать священническое служение. К этому времени, в 1794 году, в Сарове скончался любимый всеми игумен Пахомий, под сенью которого до сих пор мирно протекала иноческая жизнь о.Серафима. Грустно было последнему расставаться со своим наставником; желая его утешить на смертном одре, о.Серафим обещал ему исполнить завет его об охранении Дивеевской общины. Но в описываемые дни о.Серафиму пришлось изменить образ жизни из-за упомянутой выше болезни ног; испрося благословение нового игумена, о.Исаии, он удалился в так называемую "дальнюю пустыньку", то есть уединенный деревянный домик , в лесу, в 5-6-ти верстах от Сарова. Тут началась его отшельническая жизнь, продолжавшаяся 15 лет. В этом лесу жили и другие отшельники, славившиеся своей святой жизнью; нам известны имена игумена Назария, о.Дорофея, святого схимонаха Марка. Келья о.Серафима находилась на холме, у подножия которого протекала речка Саровка; вокруг кельи был огородик, окруженный забором. Тропинки, ведущие к келье, были завалены ветками, бревнами, сучьями, так что до нее не было доступа, особенно для женщин, которых, по указанию свыше, о. Серафим не считал возможным принимать в глуши лесной. Последние могли обращаться с их духовными нуждами к священникам-монахам, жившим в самой лавре. Среди векового Саровского леса, где под покровом сосен и елей жили дикие звери, О.Серафим начал новый подвиг, подвиг отшельничества, связанный с суровыми лишениями: он страдал, от холода, от однообразной и скудной пищи (лишь много лет спустя узнали, что почти три года он питался одной травой "сниткой", которую отваривал с корнями), страдал от комаров, от которых не защищался; порой, когда он рубил деревья или колол дрова, все тело его покрывалось кровавыми пятнами от их укусов. Аскетические подвиги последователя древних христианских пустынников имели целью приобретение постоянной сердечной обращенности к Богу. Слова, которые о.Серафим сказал о Саровских подвижниках, можно отнести всецело и к нему: подвижники суть "огненные столпы от земли до небес"! Днем и ночью о.Серафим носил на себе тяжелые железные кресты, клал по тысяче поклонов сряду, исполнял каждодневно длинное правило св.Пахомия Великого, справлял церковные службы, усиленно читал Священое Писание, а ночному отдыху уделял не более трех часов. Когда новый Саровский подвижник ходил по лесу, то всегда носил с собой в суме за спиной Евангелие. Ум должен "как бы плавать в Законе Господнем!" - учил о.Серафим, ибо слово Божие есть истинная пища разума, от которой он просвещается. Ум делается способным подлинно различать, что есть добро и что есть зло. Очищение ума сопровождается прозорливостью, даром, при наличии которого ум человеческий находится в молчании, предоставляя свободный путь мыслям Божественным, и тем самым достигает высшего познания. Любил о.Серафим, ходя по лесу, следовать земному пути Христа от Вифлеема до Назарета, от Назарета до Иордана и Иерусалима - так святой отшельник наименовал ближайшие к своей пустыньке места. По воскресеньям и праздникам о.Серафим возвращался в Саровский монастырь, приобщался в больничной церкви, где служились ранние литургии, а после службы принимал монахов, приходивших к нему за духовным наставлением. "В пребывание его в пустыни вся братия была его учениками", - вспоминали Саровские старцы. Восхождение на пути к святости сопровождалось у Серафима удивительными испытаниями, хорошо знакомыми отшельникам под именем "страхований". Так, во время молитвы в лесной келье, рассказывал один Саровский иеромонах, вдруг о.Серафим услышал страшный звериный рев, потом невидимая толпа с шумом выломала дверь кельи и бросила в комнату громадное полено, которое смогла из нее вынести лишь 8 человек! Иногда стены кельи разваливались на глазах у молящегося, и в нее рвались воющие звери, являлся гроб, из которого вставал мертвец. Иногда злые силы, ибо это были их нападения, поднимали Серафима на воздух и со страшной силой ударяли об пол... "Бесов видеть ужасно, потому что они гнусны", - поведал впоследствии святой. Нападения темных сил были опасны для жизни самого отшельника, и, не будь особой благодати, охранявшей его, он бы погиб, телесно или духовно... Неизменно прогоняя бесов крестным знамением и усиленной молитвой, отшельник вкушал небесную тишину и глубокий мир душевный. Многие монастыри хотели иметь о.Серафима в качестве своего игумена, но каждый раз он упрашивал Саровского игумена о.Исаию оставить его в молитвенном уединении. После "страхований" в духовной жизни о.Серафима появилось новое и тяжкое искушение: он стал испытывать глубокое уныние; хульные помыслы, столь нестерпимые для молитвенника, стали с силой напрашиваться и мучить его. Тогда о.Серафим еще усилил молитвенный подвиг, до предела сил человеческих: найдя в лесу большой гранитный камень, он стал на нем молиться, не сходя с места; этот подвиг продолжался тысячу ночей. Поднимая руки к небу, как древние оранты, он взывал непрестанно: Боже, милостив буди ми грешному! Днем о.Серафим молился на другом камне, у себя в келье, для сохранения тайны. Тысяча дней и тысяча ночей... нам трудно постигнуть эту трехлетнюю борьбу, эту неутомимую битву; впоследствии св.Серафим открыл, что моление его было сопряжено с особой помощью Божией, "иначе сил человеческих недостало бы!" Постепенно сердце его согревалось даром умиления, и вера и надежда на Бога восторжествовали в нем. Но след от подвига отразился в теле молитвенника: ноги его снова опухли и болели до конца его жизни. Тут надо отметить учение опытных в духовной жизни старцев: "Истинный монах никогда не придумывает себе подвигов". Обычно подвиги его являются следствием послушания игумену, духовному отцу или же, на более высокой степени развития, послушания некоей внутренней духовной необходимости, или, лучше сказать, очевидности по внушению свыше, а отнюдь не произвольным решением идти по тому или иному пути. В этом духовном проявлении замечательно то, что Животворящий Дух всегда действует соборно; нет такого момента в жизни христианина, чтобы был он один, один решал, один соделывал. Всегда и во всем на правильном пути духовном оправдываются слова, издревле сказанные: …изволися Духу Святому и нам... Потерпев мученичество душевное, святому Серафиму надлежало потерпеть и мученичество телесное. Как и святых Бориса и Глеба, о.Серафима, справедливо можно назвать страстотерпцем. Вот что случилось в дальней пустыньке 12 сентября 1804 года (рассказ этот заимствован с некоторыми сокращениями из Летописи Дивеевского монастыря, где живость самого повествования наводит на мысль, что оно записано со слов самого отца Серафима): "12-го сентября 1804 года подошли к старцу три; неизвестные ему человека, одетые по-крестьянски. О.Серафим в это время рубил дрова в лесу. Крестьяне, нагло приступив к нему, требовали денег, говоря: "К тебе ходят мирские люди и деньги носят". Старец сказал: "Я ни от кого ничего не беру". Но они не поверили. Тогда один из пришедших кинулся на него сзади, хотел свалить его на землю, но вместо того сам упал. От этой неловкости злодеи несколько оробели, однако же не хотели отступить от своего намерения. О.Серафим имел большую физическую силу и, вооруженный топором, мог бы обороняться. Эта мысль и мелькнула было мгновенно в его уме. Но он вспомнил слова Спасителя: Вси приемшии нож, ножем погибнут, не захотел сопротивляться, спокойно опустил на землю топор и сказал кротко, сложивши крестообразно руки на груди: "Делайте, что вам надобно". Тогда один из крестьян, поднявши с земли топор, обухом так крепко ударил о.Серафима в голову, что у него изо рта и ушей хлынула кровь. Старец упал на землю и пришел в беспамятство. Злодеи тащили его к сеням кельи, по дороге яростно продолжая бить, как звероловную добычу, кто обухом, кто деревом, кто своими руками и ногами, даже поговаривали и о том, не бросить ли старца в реку?.. А как увидели, что он уже был точно мертвый, то веревками связали ему руки и ноги и, положив в сенях, сами бросились в келью, воображая найти в ней несметные богатства. В убогом жилище они очень скоро все перебрали, пересмотрели, разломали печь, пол разобрали, искали, искали и ничего для себя не нашли: видели только у него святую икону, да попалось несколько картошек. Тогда страх напал на них, и они в ужасе убежали. Между тем, о.Серафим от жестоких смертных ударов едва мог прийти в чувство, кое-как развязал себя и, проведши ночь в келье в страданиях, на другой день с большим трудом, однако же сам пришел в обитель во время самой литургии. Вид его был ужасен (он был весь покрыт кровью). Братья, увидев его, ужаснулись и спрашивали, что с ним случилось. Ни слова не отвечая, о.Серафим просил прийти к себе настоятеля, о.Исаию, а также и монастырского духовника которым в подробности рассказал все случившееся. Врачи, вызванные лишь на седьмой день, нашли его в следующем состоянии: голова у него была проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана, все тело покрыто смертельными ранами; лицо и руки избиты, вышиблено несколько зубов... Удивлялись врачи, как это старец мог остаться в живых после таких побоев..." Первые восемь дней св.Серафим не мог ни есть, ни пить, ни спать от нестерпимой боли. На восьмой день, окруженный консилиумом врачей, о.Серафим заснул и во сне увидел подходящую к его койке Божию Матерь, а за Нею святых апостолов Петра и Иоанна. "Что вы трудитесь?" - сказала Царица Небесная, обращаясь к врачам. Потом, смотря на старца, повторила: "Сей от рода нашего". Видение прекратилось, и тут же, проснувшись, о.Серафим отклонил медицинскую помощь. К всеобщему удивлению, ему стало лучше, а к вечеру, говорит Летопись, он подкрепился немного хлебом и белой квашеной капустой (!). Около пяти месяцев поправлялся о. Серафим в Саровском монастыре. Не хотели его вновь отпускать в пустынь, но пострадавший снова просил благословения у игумена Исаии вернуться на молитву в лес... О, русский лес! Сколько слышал ты воздыханий неизглаголанных, сколько вторил шепоту молитвы пустынников, сколько, увы, видел ты и злодейств! Когда покушение на о.Серафима оказалось известным по всей местности, встал вопрос об отдании злодеев под суд, но о.Серафим категорически отказался от этого, сказав, что в противном случае он удалится из Саровской пустыни навсегда. Игумен Исаия внял его просьбе о прощении злодеев, которые, впрочем, вскоре были наказаны Самим Богом: избы их сгорели, и, оставшись бездомными, те, которые разгромили келью святого жителя Са- ровского леса, сами явились к нему, пали ему в ноги и со слезами раскаивались в своем преступлении. Мы упоминали уже о кончине игумена Пахомия и о водворении нового игумена, отца Исаии, бывшего ранее казначеем. В лице нового игумена, родом из Суздальских купцов, о.Серафим приобрел святой жизни духовника, верного друга и собеседника. От времени до времени о.Исаия любил навещать отшельника в его дальней пустыньке; в последний год жизни игумен отправлялся туда в маленькой тележке, которую везли братья, и оба старца укреплялись духовной беседой и единением сердец. Старец Исаия умер в 1807 году. В третий раз отцу Серафиму предложили стать игуменом Саровским, но он снова отказался от сего предложения. Был тогда избран иеромонах Нифонт, который поступил в обитель при игумене Пахомии, через девять лет после вступления в нее отца Серафима. Некоторые летописцы Саровской обители стыдливо скрывают ту неприязнь, которую питали к отцу Серафиму игумен Нифонт, да и часть братии, в течение всей его жизни. Эта неприязнь, основанная на зависти, порождала мелочное вредительство, клевету и постоянное оспариваете самого дела создания Дивеевской общины. После смерти игумена Исаии на долю отца Серафима выпал новый подвиг, подвиг молчальничества. В глуши лесной он стал как бы глухим, в немолчной чаще он стал как бы немым! Когда встречался кто из братии ему на пути, то преподобный падал лицом к земле и так оставался, пока не проходил посетитель. Так прошло три года в полном отречении от мира, ибо не видно было старца даже на праздничных или воскресных литургиях в монастыре. Некое устное монашеское предание утверждает, что такое поведение отца Серафима было вынуждено недоброжелательным отношением к нему отца игумена и той же группы Саровских монахов. Молчание позволяло преподобному избегнуть осуждения братьев и продолжать в мире свой молитвенный подвиг. В ту пору пятидесятилетний о.Серафим казался гораздо старше: после избиения его ворами облик его стал как бы надломленный, сильно сгорбленный; чтобы ходить, ему надо было опираться то на палку, то на топор, то на мотыку, да и то было трудно из-за постоянной боли в ногах... С годами он все же окреп и мог даже рубить деревья в лесу, но в период молчальничества, особенно зимой; он должен был прибегать к услугам монастырской трапезной: раз в неделю ему послушник приносил попеременно хлеб да капусту. К этому времени в монастыре подняли вопрос о причащении старца и порешили предложить ему, за невозможностью передвигаться, вернуться жить в монастырь, на что он согласился; 8~го мая 1810 года, после 15-летнего пребывания в пустыни, старец Серафим (ему шел 51-й год) вернулся в Саров, но, с благословения отца игумена, он затворился в своей келье строжайшим образом: лица его никто не видел за покрывалом, голоса его никто не слышал, разве когда он читал вслух молитвы или Писание. Так начался период затвора, особенно тяжкого подвига. В то время келья старца не отапливалась, обрубок дерева служил стулом, мешки с песком и камнями служили ложем. Пища была все та же, но в более мягком виде, то овсянка, то рубленая капуста - вспомним, что у о.Серафима было выбито несколько зубов. В этой суровой обстановке лишь одна лампада горела неугасимо перед иконой Божией Матери. К молитвенному правилу старец прибавил более усиленное чтение Писания, прочитывая весь Новый Завет каждую неделю. Причащался он в келье, после ранней литургии, по праздникам и воскресеньям. Затвор продолжался целых пять лет, после чего старец открыл свою дверь, но в разговоры не вступал. Таким образом прошло еще пять лет, по истечении которых о.Серафим первым принял заехавшего в Саров губернатора А.Безобразова с женой. Подвиг старчества До тех пор о.Серафим искал Царства Божия, проходя труднопостижимый покаянный путь, сопряженный с неустанным чтением Слова Божия. Теперь же, Божиим Промыслом, он был направлен на путь служения людям, строгий затвор окончился в 1815 году, и всем стало возможно приходить к старцу - он же из кельи не выходил. В Саровском монастыре кельи стояли отдельно друг от друга, у каждой были маленькие сени. В сенях у о.Серафима стоял выдолбленный им самим в колоде гроб, который напоминал ему и всем приходящим о том, что земное пребывание есть лишь странствие к горнему Царству. Все посетители старца при входе в его келью были ярко озарены множеством свечей, горевших перед иконой Божией Матери "Умиление"; зная, что каждая из них была знаком усиленной молитвы духовного отца за просивших его помощи, приходящие неустанно его снабжали пучками свечей. От них стояла в келье трудновыносимая жара, Сам о.Серафим был одет в белый "балахон", широкую верхнюю одежду, поверх которой спадала черная полумантия; епитрахиль и поручи, которые он надевал по воскресеньям и праздникам, свидетельствовали о его священническом сане. Встречая посетителей, старец часто обращался к ним со словами Радость моя!; было замечено, что такое приветствие особенно относилось к людям, подавленным горем, искушением или болезнью. Пасхальное приветствие Христос воскресе! также не сходило с уст его, напоминая верующим о конечном торжестве Христа и восстановлении падшего естества. Ласково обращался преподобный с детьми, называя их сокровищами. Отпуская посетителей, старец наделял их сухариками, приглашая разделить их с близкими. Сухариками или водою, данными святым, многие исцелялись от болезней. Основатель монастыря Мы располагаем обширным материалом, относящимся к описанию последующих лет жизни преподобного. Нам нет возможности в границах данной статьи охватить весь этот материал; иначе говоря, мы принуждены сделать некий выбор. Причем, нам кажется небезынтересным для читателя при изложении дальнейших событий в жизни старца останавливаться на тех, которые ближе связаны с созданием им так называемой "Мельничной Дивеевской общины". Обычно агиографы уделяют этой стороне его деятельности меньше внимания. Для этого вернемся ко времени кончины основательницы первой Дивеевской общины, чтобы проследить развитие этой общины до 1825 года, когда о.Серафим начал открыто и неустанно устраивать новую обитель с восемью сестрами, девицами, взятыми из первоначальной общины "сирот". После смерти матери Александры в ее общине в Дивееве остались три сестры, простые женщины из окрестностей Дивеева. Они выбрали старшую среди них, и через семь лет община состояла из 52 человек, но не имела официального статута. Правило, данное о.Пахомием, строго соблюдалось, а устав был Саровский. Само собою вышло, к обоюдному удовлетворению, что Саровские монахи пользовались умением сестер шить, вязать и стирать, за что поставляли им раз в день пищу со своей трапезы. В 1789 году была выбрана новая начальница, Кочеулова, которую преп.Серафим чтил как крепкую и усердную молитвенницу, но вместе с тем прозывал иногда "терпуг духовный" (терпуг - терка!) или "бич духовный". С этой настоятельницей наступила особо суровая пора: из 52-х сестер 40 ушло! Осталось всего 12, но стали прибывать постепенно другие, и в 1825 году число сестер достигло 50-ти. В это время соседка по имению, графиня Толстая, видя бедность обители, пожертвовала несколько десятин под огород. Итак, община, созданная в Дивееве по указанию Матери Божией, возрастала. По свидетельству многих, почитание матери Александры поддерживалось особыми явлениями у ее могилы, находившейся за алтарем Казанской церкви, вне храма: то виден был огонь и свет свечей на ней, то слышался необыкновенный колокольный звон, то раздавалось вокруг могилы чудное благоухание. Некоторым О.Серафим говаривал: "...Тут Матушка Агафья Семеновна (мать Александра) в мощах почивает! Она святая была! Я и сам доныне ее стопы лобызаю!" С созданием новой Дивеевской общины святым Серафимом связаны прежде всего имена Мантуровых: молодого Михаила и младшей сестры его Елены, дворян Ардатовского уезда, уезда, к которому относилась и сама Саровская пустынь. Мантуровы рано осиротели, но продолжали жить в родовом своем имении. Михаил стал военным и уехал по долгу службы в Лифляндию, где женился на Анне Эрнц, лютеранке. Опасная, продолжительная болезнь заставила его вернуться в свое имение, находившееся в сорока верстах от Сарова. Врачи признали болезнь неизлечимой: нельзя было остановить раздробление костей, от которого страдали ноги, причем частички кости начали через нарыв выходить наружу. Это происходило в начале 20-х годов. Тогда уже в России знали о святой жизни преподобного. К нему и собрался потерявший было надежду Мантуров. Еле смог он, поддерживаемый своими слугами, добраться до сеней кельи, как вдруг сам о.Серафим вышел к нему и мягко спросил больного: "Что пожаловал, посмотреть на убогого Серафима?" Михаил упал к ногам старца и просил его об исцелении. "Веруешь ли ты в Бога?" - три раза спросил его старец и, получив убедительный ответ, сказал;- Радость моя! если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога, а потому веруй, что и тебя исцелит Господь, а я, убогий Серафим, помолюсь". Старец принес елею и, нагибаясь к сидящему Мантурову, помазал его раны, говоря: "По данной мне от Господа благодати, я первого тебя врачую!" Михаил снова припал к ногам святого, плакал и целовал их. Но старец поднял исцеленного и сказал: "Разве Серафимово дело мертвить и живить, низводить во ад и возводить? Что ты, батюшка! Это дело единого Бога, Который творит волю боящихся Его и молитву их слушает! Господу всемогущему да Пречистой Его Матери даждь благодарение!" Как характерны для св.Серафима эти глубокие Слова, от которых однако же веет народной непринужденной лаской: "радость моя!", "убогий Серафим", "что ты, батюшка!". В таком добродушно народном стиле улеглись и последующие великие откровения, данные Серафимом не только русскому народу, но, по словам его, и всему верующему миру. "Радость моя! а ведь мы обещались поблагодарить Господа, что он возвратил нам жизнь-то", -этими словами встретил о.Серафим вновь приехавшего к нему Мантурова, которого начала тревожить мысль, что он не принес Богу дел благодарности за чудное исцеление. "Я не знаю, батюшка, чем и как, что вы прикажете?" - ответил молодой военный. "Вот, радость моя, все, что ни имеешь отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!" Смутился Мантуров, вещает Летопись. Ему вспомнилось, что он не один, имеет молодую жену и что, отдав все, нечем будет жить. Старец же, провидя его мысли, сказал: "...Господь тебя не оставит ни в сей жизни, ни в будущей; богат не будешь, хлеб же насущный будешь иметь". Вольное обнищание Михаила Мантурова было связано с продажей его имения для приобретения всего лишь 15-ти десятин земли в Дивееве. Эту землю, без крестьян, Мантуров должен был хранить при жизни, а по смерти завещать имевшему создаться женскому монастырю... Заживя на земле не дающей доходов, Мантуровы скоро обеднели, нечем даже было освещаться... Молодая жена стал роптать и негодовать на о.Серафима. Как-то раз рассказывает она, в их комнате перед иконами сама зажглась лампадка без масла и стала сиять. С тех пор Анна Мантурова перестала роптать на свои судьбу и включилась в послушание о.Серафиму. Легче стало переносить лишения, а также насмешки друзей. Ради послушания отцу Серафиму "Мишенька" как любил его называть преподобный, всю жизнь посвятил на дело устройства женской обители, исполняя все деловые поручения старца, который сам никуда не выходил за ограду монастырских владений. Удивительное второе поручение дано было "Миштеньке" отцом Серафимом в 1823 году. Поклонившись Мантурову в ноги, старец дал ему один колышек, который, перекрестившись, он поцеловал, и велел ему вбить этот колышек среди поля, со стороны алтаря Казанской приходской церкви (той самой, которую построила мать Александра Мель- гунова в Дивееве), отсчитав известное количество шагов. Каково же было удивление Мантурова, когда на месте он убедился в абсолютной точности измерений старца. Вернувшись в Саров, Мантуров нашел старца в особенно радостном дуже. Через год, когда "Мишенька" уж забыл о бывшем поручении, о.Серафим велел ему вбить неподалеку от первого еще четыре колышка, которые он снова поцеловал, перекрестившись. Повествование Дивеевской Летописи привело нас к 1825 году, когда Дивеевским приходским священником стал только что окончивший семинарию о.Василий Садовский. С первой же встречи с ним о.Серафим поставил его в курс начатого матерью Александрой дела, добавив: "...Я ведь теперь один остался из тех старцев, коих просила она о заведенной ею общинке. Так-то и я прошу тебя, батюшка, что от тебя зависит, и ты не оставь их!" Известно, какую удивительную духовную деятельность понес этот молодой священник; не будучи монахом, он стал духовником всей Дивеевской общины, а впоследствии и новой Серафимовской так, называемой "Мельничной обители"... Мы уже имели случай познакомиться с молодым Михаилом Мантуровым, которого о.Серафим начал подготовлять себе в сотрудники с 1815 года; теперь же, 10 лет спустя, видим, что о.Василий Садовский, во всем также руководимый отцом Серафимом, становится как бы вторым духовным отцом Дивеевских сестер. Нам остается обратить внимание на судьбу первой игумений, или "начальницы", как говорили в то время, создаваемой старцем общины, Елены Мантуровой. Судьба сестры "Мишеньки" удивительна, парадоксальна. Старец Серафим ведет душу ее в Царство Небесное с творческой свободой, удаляя ее от светского общества и доводя до высших ступеней подвига. Нет у него сомнения в правильности намечаемого им пути, ибо ему дано пророческое ведение судеб человеческих. Елена Мантурова была гораздо моложе, брата. Оставшись сиротой и лишенная братнина присутствия дома во время долгой его отлучки в Лифляндию, она не утратила своего веселого нрава, исключительной живости и искания счастья. В 17 лет она стала невестой, и судьба ее казалась решенной. Не неожиданно все изменилось непонятным для нее самой образом: она отказала жениху, говоря при этом брату: "Не знаю, почему, не могу понять!" Немного спустя снова поразил ее необъяснимый случай: остановившись в дороге, чтобы выпить чаю на почтовой станции, Елена стала сходить по ступенькам кареты, как вдруг увидела, средь бела дня, над своей головой чудище, безобразного змея, который быстро приближался к ней, грозя увлечь ее в свое пламя. Видение это так потрясло девушку, что она стала как бы мертвая; с трудом очнувшись, она просила позвать священника, исповедалась и причастилась. Приехав домой, она поведала брату и его жене, что единственным спасением для нее, является отрешение от мира, что и обещала она в крике сердечном Царице Небесной. Сильно изменившись после этого явления, Елена стала жаждать духовной жизни и вскоре поехала к о.Серафиму, а старец, встречая ее, сказал ей: "Нет, матушка, что ты это задумала! В монастырь - нет, радость моя, ты выйдешь замуж!" Мантурова сильно протестовала, а о.Серафим долго настаивал на своем. Вернувшись домой, Елена углубилась в чтение творений св.отцов. Все ее посещения Саровского старца кончались все тем же приговариванием о.Серафима о ее будущем браке. Негодуя на о.Серафима, Елена Мантурова решила обратиться, ничего ему не говоря, в один муромский монастырь, где, не долго раздумывая, купила себе келью. Напоследок она все же решила проститься с о.Серафимом, и вот какие строгие слова услышала она: "... Нет тебе дороги в Муром, матушка, никакой дороги, и нет тебе и моего благословения! И что это ты? Ты должна замуж выйти, и у тебя преблагочестивый жених будет, радость моя!" Потрясенная прозорливостью старца, Мантурова более не сомневалась в его святости. Вернувшись домой, она стала усиленно молиться. Молитва ее была столь пламенна, что ей случилось как бы потягаться со злым духом, который навел ужас на мирно сидевшую семью Мантуровых ужасным неестественным криком. Сотворя крестное знамение, Елена удалила дьявольское наваждение. Такая борьба с темной силой будет и позже проявляться, несмотря на хрупкость и молодость серафимовской послушницы, в очень краткое время достигшей столь явной святости, что после ее смерти о.Серафим уверял сестер о нетленности ее тела. Года через три после первой встречи о.Серафим благословил 20-летнюю Мантурову поступить в общину матери Александры Мельгуновой, где начальницей была тогда строгая Ксения Михайловна Кочеулова. "Матушка! - говорил старец Елене, - виден мне весь путь твой боголюбивый!.. а если не будешь идти им, то и не можешь спастись. Ежели быть львом, радость моя, то трудно и мудрено, - я на себя возьму; но будь голубем, и все между собою будьте, как голубки... Всегда будь в молчании... не будь в праздности... И пока Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись и больше мужайся... вечно-неразлучной молитвой и приготовляй все... верь, что все, мною реченное тебе, сбудется, радость моя!" (Записки о.Василия Садовского). Так, испытывая веру и решимость Елены, о.Серафим сочетал ее душу с Женихом Небесным. 1825 год чрезвычайно важен в истории монастыря, созданного о.Серафимом в Дивееве. 25-го ноября в малой пустыни, близ так называемого Богословского источника , вновь явилась старцу Царица Небесная, в сопровождении апостолов Петра и Иоанна, и благословила его выходить из саровской кельи, посещать пустынь и принимать Дивеевских сестер для наставления. К этому времени внешние обстоятельства как бы естественно содействовали выходу о.Серафима из затвора: здоровье его стало сильно ухудшаться, он страдал болью в голове, в ногах и пребывал в крайнем изнеможении. Движение и свежий воздух, по мнению окружения, стали ему необходимы. Уже весной 1825 года старец стал выходить по ночам, и как-то раз некий инок увидел его с тяжелым камнем в руках; во тьме ночной старец нес камнище к собору Саровского монастыря и положил его на землю у правой стены церкви, на уровне алтаря, обозначая этим, как мы увидим, место своей могилы. Этот знак смерти, уже не такой далекой (о.Серафим скончался семь лет спустя), как бы открывает последний и, если так можно выразиться, говоря о святом, самый блестящий период его деятельности, а именно, - создания новой Дивеевской общины. Принимая сестер общины матери Александры, о.Серафим убедился, что устав, полный Саровский устав, которому они следовали, был непосилен для большинства монахинь, и решил его облегчить. Но начальница Кочеулова не согласилась менять устав данный самим святым старцем Пахомием более 30-ти лет тому назад... Надо отметить, что ее общине в то время стало тесно, и требовалось расширить помещения для ее 50 сестер. Но несогласие насчет изменения устава, выраженное начальницей, как бы исключало дальнейшее сотрудничество с общиной о.Серафима. Во время уже упомянутого явления у Богослового источника, - поведал впоследствии преподобный, - Божия Матерь, ударив жезлом землю, извела из нее новый ключ и сказала: "...Ксению (начальницу Кочеулову) с сестрами оставь, а заповедь рабы моей Александры не только не оставляй, и потщись вполне выполнить ее, ибо по воле Моей она дала тебе оную... Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве, и на нем устрой обето-ванную Мною обитель... Возьми из общины Ксении 8 сестер..." Тут Богоматерь назвала имена сестер, а место указала близ Казанского храма, и велела обнести его валом и окружить канавкой (рвом с водой); далее Она указала, что на этом месте следовало бы построить двухпоставную ветряную мельницу да первые кельи, а впоследствии соорудить там двухпрестольный храм в честь Рождества Христова и Рождества Ее, Матери Божией. Новая община в Дивееве должна была состоять лишь из девиц, причем новый устав для них был указан Самой Верховной Игуменией - Царицей Небесной. Вода же, изведенная в сей день, должна была стать целебной и более славной, чем вода Вифезды Иерусалимской. Из записок Н.Мотовилова видно, что О.Серафим всецело исполнял веления Царицы Небесной в деле создания новой Дивеевской общины и сам от себя ничего не творил: "И камешка одного я, убогий Серафим, самопроизвольно у них не поставил!" Счастлив тот, впоследствии говорил старец, кто хоть раз , побывает в Дивееве и пройдет по полям, вокруг монастыря, следуя стопам Матери Божией, Которая Сама прошла здесь по земле и измерила окружность Своей новой обители, Своего нового удела. В былое время Богоматерь взяла Себе в удел Иверию, Афон и Киев, теперь же новый удел Ее - Дивеево! 9-го декабря того же 1825 года, в праздник Зачатия Божией Матери, о.Серафим, взяв с собою старшую из сестер будущей его общины, Параскеву Степановну, а также и самую молодую, Марию Семеновну (15-летнюю послушницу, которая через три года скончалась, удостоившись нетления), отправился в дальнюю пустынь, где он не был уж 12 лет; по дороге путники остановились у источника, изведенного жезлом Богоматери 25-го ноября, о.Серафим, зная, что сестра Параскева страдает хроническим, утомительным кашлем, исцелил ее, напоив водой из источника. Пришли в келью дальней пустыни. Отец Серафим поставил обеих сестер по обеим сторонам распятия, висевшего на стене дал им в руки зажженные свечи и более часа с ним молился. Так было ознаменовано начало новой Ди- веевской общины. После молитвы сестры целый день чистили вместе с батюшкой погреб возле пустыньки, а вечером пошли обратно в Саров. Прасковья (Параскева) Степановна, старшая из сестер, была свидетельницей того, как с этого дня "батюшка весь год сам трудился, готовил столбы и лес для мельницы , и Дивеевские сестры работали у него, для чего в своей дальней пустыньке он сложил печь, чтобы они здесь отдыхали после трудов". Заметим, что время было зимнее, и такая работа не проходила безболезненно! Точно через год, 9-го декабря 1826 года, в день праздника Зачатия, все бревна, приготовленные самим 67-летним старцем (не чудо ли это?) были привезены в Дивеево... Но земля, указанная Богоматерью для постройки мельницы, не принадлежала еще сестрам, а некоему г.Баташеву, владельцу завода. Отец Серафим раз пятнадцать посылал сестру Параскеву к приказчику с просьбой уступить землю монастырю, но без успеха. Наконец, родственница г.Баташева генеральша Постникова пожертвовала данную землю под мельницу, за что благодарственное письмо описала ей Елена Мантурова, от имени о.Серафи- ма. "Видишь ли, матушка, как Сама Царица Небесная схлопотала нам землицы, вот мы тут мельницу-то и поставим!" - радостно говорил старец Серафим Ксении Путковой, будущей "церковнице" его новой обители. Так положено было начало Серафимо-Дивеевскому монастырю, который к концу века насчитывал около 1000 монахинь. Летопись тут замечает, что игумен Нифонт потребовал, чтобы за все дерево, вывезенное из Саровского леса, было ему заплачено, что о.Серафим и сделал, пользуясь деньгами от пожертвований его посетителей, которые он теперь сберегал для общины. Но забыл о.Нифонт долг благодарности... ведь мать Александра выстроила целый собор для Саровского монастыря да при своей кончине дала в Саров целое состояние (400.000 рублей). Кроме того, Саровский монастырь имел значительные доходы от постоянной толпы верующих, приходивших к отцу Серафиму. Впоследствии та же Ксения Путкова, в постриге сестра Капитолина, красочно свидетельствовала о всех трудностях, которые постигали избранника Божией Матери: "Много терпел за нас батюшка, много родименький принял за нас, много перенес терпения и гонения!" Приезжали из Сарова монахи-следователи и обыскивали Дивеево, говоря: "Ваш Серафим все таскает, кряжи увез!" И приговаривали сестрам:" Такие и сякие, все попрятали!" - но не находили ничего, да у сестер тогда земли-то своей не было. После этого о.Серафим приняв Ксению Путкову, сказал: "Во, радость моя! Суды заводят, кряжи увез я, Ксения! Судить хотят убогого Серафима, зачем слушает Матерь-то Божию, что велит Она убогому... Зачем девушек Дивеевских не оставляет! Прогневались, матушка прогневались на убогого Серафима. Скоро на Царицу Небесную подадут в суд!" 9-го декабря 1826 года начали, зимой, строить мельницу на тогда еще чужой земле: оформлена пожертвования генеральши Постниковой надо было дожидаться, а отмежевана земля была лишь три года спустя, в 1829 году, и только тогда о.Серафим велел сестрам обрыть ее канавкой. Преподобный Серафим любил называть мельницу новой Дивеевской общины "Мельница-питательница". Эта первая монастырская постройка должна была обеспечить некую автономию новой общины: сестры сами сеяли, сами мололи, сами, хлеб пекли и, хоть и весьма скудно, но в первые времена прожить могли и без чужой помощи. Отец Серафим очень дорожил духовной независимостью новой общины, которую "духом сам он породил". Из дальнейшей истории этой общины мы увидим, что О.Серафим выковывал особенно крепких духом монахинь, которым было им завещано хранить неотступно его заветы, а лучше сказать, веления Самой Матери Божией; эти монахини Дивеевские воспитанные св.Серафимом в дуже непрестанного подвига, должны будут сразу после смерти старца начать тридцатилетнюю борьбу с теми, которые, будучи чужды заветам старца, захотят ввести в обитель дух мира сего, дух "чуждого посетителя", как говорил сам старец, приравнивая чуждого посетителя самому антихристу. Группа 8-ми сестер, которая должна была составить основу Дивеевской Серафимовой общины, на деле пока еще не была отделена от общины начальницы Кочеуловой. Для возглавления будущей своей общины отец Серафим предназначил молодую Елену Мантурову, свою 20-летнюю послушницу, и поручил о.Василию Садовскому, ставшему в то время духовником Дивеевских сестер, прислать ее к нему. Елена Мантурова, войдя в келью о.Серафима и услышав его указание, воскликнула: "Нет, не могу, не могу я этого, батюшка!.. Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть, вот здесь, сейчас, у ног ваших, но начальницею - не желаю, и не могу быть, батюшка!" Ответственность за чужие души устрашила ее в столь юном возрасте, но о.Серафим велел сестрам во всем "благословляться" у нее, хотя она до конца своей краткой жизни оставалась жить в своей келье при общине Кочеуловой. Внешним о.Серафим указал на то, что, будучи дворянкой, Мантурова была "словесной", что и подобает начальнице - другие же сестры, из крестьянок, были в те времена, разумеется, неграмотные. Но нужное еще иметь в виду и то, что Мантурова, по исключительной своей преданности воле Божией, возьмет на себя впоследствии небывалый подвиг вольной смерти по послушанию и тем самым станет на вечные времена первоначальным камнем Серафимова монастыря... По указанию Божией Матери, лишь одни девицы принимались о.Серафимом в новую общину; по словам самого старца, девицы были более восприимчивы, чем вдовы, да и новое вино он желал вливать в мехи новые. Среди девиц не могло быть пустых разговоров о прошлой, светской жизни, отвлекающих от сосредоточенной духовной жизни, как то неминуемо бы происходило с теми, кто состоял в супружестве. "В общежительной обители, - говорил о.Серафим, - легче справиться с семью девами, чем с одною вдовой!" Знаменательно, что в нескольких случаях о.Серафим убедительно настаивал на принятии монашества некоторыми девицами, не думавшими до того о поступлении в монастырь. Эти убедительные беседы сопровождались преображением лика святого старца, который сиял неописуемым Фаворским светом, и уж не было сомнения в душах собеседниц о великой святости призывающего их на служение Богу, и они покорялись словам его. Начав свою монашескую жизнь положительно в нищете, послушницы вступали в мир постоянных чудес - все устраивалось, хоть и не сразу, по воле старца, предсказавшего не только личный путь каждой из сестер, но и великое будущее сей обители, взятой Богородицей Себе в удел. В те времена о.Серафим обычно день проводил в так называемой "ближней пустыньке", то есть крохотном деревянном домике, выстроенном для него на средства его почитателей на том месте у реки Саровки, в двух верстах от монастыря, где явилась ему Божия Матерь и извела источник из земли. Вокруг пустыньки были грядки, устроенные самим старцем. Как-то раз он дал сестрам посадить молодого луку на его грядки, что они к вечеру исполнили, а на следующее утро о.Серафим велел сестрам собрать луку для Дивеевской трапезы. "Что это вы, батюшка, - воскликнули сестры, - ведь только вчера вечером посадили мы лук!" - "А вы подите-ка, подите!" - повторил старец, и что же: сестры глазам своим не верили, увидя, что лук за одну ночь уж вырос и готов к употреблению. "Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно, - говаривал старец; - я мог бы и золу превратить в злато, но не хочу; у вас многое не умножится, а малое не умалится! В последнее время будет у вас и изобилие во всем, но тогда уже будет и конец всему!" Летом 1827 года мельница уже была выстроена мастером. В нее же переселились семь сестер и прожили в ней до зимы в весьма суровых условиях; осенью сестры построили себе келью, и все семеро жили в ней три года. Со временем выстроили житницу и новые кельи. Монахиня Евпраксия рассказала следующий случай, связанный с началом жизни сестер в мельничной обители: "По благословению батюшки мое послушание было молоть на мельнице; нас всегда было в череде по две сестры и один работник. Раз прихожу я на мельницу, работник спрашивает: "С кем ты пришла?" - "Одна", - говорю. - "Я с тобой не буду молоть", - говорит он, и ушел от меня в Вертьяново (ближайшее село). Оставшись одна, я горько заплакала и говорю громко: "Батюшка Серафим, ты не спастись привел меня сюда!"... Ветер был страшный, мельница молола на два постава, и, наконец, сделалась буря. Я заплакала во весь голос, потому что не успевала засыпать жита, и вдруг в отчаянии легла под камни (жернова), чтобы они меня задавили! Но камни тотчас остановились, и явно предо мною стал батюшка Серафим. - "Что ты, чадо, вопиешь (взываешь) ко мне? - спросил он, - я пришел к тебе! Я всегда с теми, кто меня на помощь призывает! Спи на камушках зиму и лето, не думай, что они тебя задавят!" Далее о.Серафим утешил ее, говоря, что теперь сестры должны послужить, а кто придет после, послужит и им. Сурова была жизнь сестер Серафимовых: сами пахали, сами кололи дрова и возили их из Сарова в Дивеево, сами мололи, сами строили кельи, неисчислимое количество раз ходили в Саров, к о.Серафиму, причем возвращались нагруженные припасами для общины (а ведь от Сарова до Дивеева - 12 верст!). Работали они зимой, копали канавку, так что искры летели от ударов топора по замерзшей земле. Все велел переносить о.Серафим, связывая подвижничество первых сестер с самой судьбой их Родины, часто подчеркивая промыслительное возникновение Дивеевской духовной крепости в связи с имеющим прийти антихристом. Особое значение придавал старец канавке. "У вас канавку вырыть надо! - сказал он сестре Прасковье Ивановне, - Три аршина чтобы было глубины, и три аршина ширины, и три же аршина вышины, воры-то и не перелезут!" - "На что канавка, батюшка, - отвечает сестра, - нам ограда бы лучше!" - "Глупая, глупая! - воскликнул о.Серафим, - на что канавку? Когда век-то кончится, сначала станет антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет!" Сестры все откладывали рытье канавки. Как-то раз ночью вышла одна сестра из кельи и видит: о.Серафим, в белом своем балахоне копает канавку. Узнав это, все сестры кинулись в радости к о.Серафиму и пали ему в ноги, но, вставши, уже не увидели никого, лишь лопата и мотыжка лежали перед ними. После построения мельницы о.Серафим продолжал очень деятельно сооружение новых зданий в Дивееве, при помощи верного Михаила Мантурова, которому он поручил прежде всего строительство церкви в честь Рождества Христова. Так должна была быть исполнена воля Самой Царицы Небесной. Деньги, вырученные Мантуровым от продажи своего имения, должны были покрыть все расходы по постройке сего храма, другие же пожертвования на эту церковь о.Серафим тогда не принимал, говоря, что не все деньги угодны Небу, ибо иной раз бывают плодом обид, слез и даже крови... Весь материал для строительства складывали в доме священника Василия Садовского, так как на территории дивеевских сестер тогда вовсе не было свободного места. Новую церковь кончили в 1829 году, летом. Она прилегала к колокольне Казанского храма, выстроенного матерью Александрой Мельгуновой. Церковь Рождества Христова освятили на Преображение, по нарочитой воле о.Серафима, который говорил: "Господу так угодно!" После освящения церкви во имя Рождества Христова о.Серафим сразу приказал строить в честь Рождества Богородицы новую церковь под землей, под только что выстроенной! Все дивились такому распоряжению о.Серафима, но Мантуров, как всегда, точно стал исполнять указания старца. В этой нижней церкви надо было поставить 4 крепких столба. Узнав это, о.Серафим стал ликовать и всем говорить: "Четыре столба - четверо мощей!.. Четверо мощей у нас тут почивать будут!" Новая церковь во имя Рождества Богородицы была окончена летом 1830 года. Отцу Василию Садовскому и сестре Елене Мантуровой о.Серафим велел ехать, несмотря на эпидемию холеры, в Новгород и получить епископское разрешение на освящение храма, что они и сделали, вопреки всем трудностям и препятствиям. Мудрый и ученый архимандрит, которого просили вторично приехать в Дивеево для освящения второй церкви в таком скором времени, воскликнул: "О, Серафим, Серафим! Сколь дивен ты в делах твоих, старец Божий!" Церковь была освящена 8-го сентября 1830 года. Тут надо отметить, что св.Серафим предсказал, что в обители никогда насельники не погибнут от холеры, что и сбылось: во время случившейся новой эпидемии больные приносились в монастырь и там получали исцеление; из сестер же обители никто не заболевал. Сам о.Серафим на освящение церквей не ходил, да и вообще нога его не ступала в Дивеево, хотя все, что там происходило и помещалось, было ему известно в малейших подробностях. Не успели кончить вторую церковь Дивеевской общины, как о.Серафим стал покупать землю для будущего собора, выстроенного лишь в 1861 году! Купив землю у некоего г-на Жданова, о.Серафим завещал Мантурову хранить бережно купчую и ни в коем случае не расставаться с приобретенной землей. О соборе этом о.Серафим много раз пророчествовал, говоря сестре Екатерине: "Что нам унывать! Ты гляди, какой у нас собор-то будет... чудный собор! Вельми, матушка, чудный!" - а также, по рассказу сестры Евдокии: "Скажу вам, придет время, у нас в обители все будет устроено; какой собор будет! Какая колокольня! а кельи и ограда будут каменные, и во всем будет у вас изобилие!" После этого о.Серафим вдруг заплакал и сказал: "...но тогда жизнь будет краткая. Ангелы едва будут успевать брать души. А кто в обители моей будет жить, всех не оставлю; кто даже помогать будет ей, и те муки будут избавлены! Канавка же будет вам стеною до небес, и когда придет антихрист, не возможет он перейти ее; она за вас возопиет ко Господу и стеною до небес станет, и не впустит его! А колокол-то Московский, который стоит на земле, около колокольни Ивана Великого, он сам придет к вам по воздуху и так загудит, что вы пробудитесь, и вся вселенная услышит и удивится". Сестер духовно укреплял о.Серафим не только пророческими словами, но и знамениями, которые свидетельствовали о торжестве Духа Божия над стихиями мира сего, подвластными духам разложения и злобы, и не только над стихиями, но и над самим сатаною, увлекающим души людские в свою тьму. Обычно строго заповедал старец не разглашать о сем при его жизни, а после его смерти сестры будут свидетельницами богоносных явлений. Вот что рассказывает старица Анна Алексеевна: "Идем это мы лугом, трава зеленая, да высокая такая... оглянулись (на шедшего позади о.Серафима), глядим, а батюшка-то и идет на аршин выше земли, даже не касаясь травы. Перепугались мы, заплакали и упали ему в ножки, а он и говорит нам: "Радости мои! никому о сем не поведайте, пока я жив, а после моего отшествия от вас, пожалуй, и скажите!" Та же сестра повествует: раз Дивеевская сестра была в келье о.Серафима и удостоилась с ним вместе днем молиться. Вдруг в келье сделалась страшная тьма, и сестра с испуга пала лицом к земле. Батюшка просил ее встать и сказал: "Знаешь ли, радость моя, отчего в такой ясный день сделалась вдруг такая ужасная тьма? Это оттого, что я молился за одну грешную, умершую душу и вырвал ее из рук самого сатаны, он за то так и обозлился на меня, сам сюда влетел; оттого-то такая здесь тьма!" Сестра Матрона Плещеева впала в уныние и хотела бросить монастырь; старец, провидя это, послал за ней. Когда сестра подходила к дальней пустыньке, то увидела о.Серафима сидящим на колоде, а близ него стоял большой величины медведь. "Ой, смерть моя!" - крикнула сестра. -"Нет, матушка, это не смерть, а это радость!" Медведь, когда ему махнул старец, ушел в лес "как разумный", после вернулся и лег у ног о.Серафима. Медведя стали кормить хлебом. Лицо же старца преобразилось, стало "светло, как у ангела, и радостно". - "Помнишь ли, матушка, - обратился он к сестре, - у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Сер

Ксюша18.05.2013

okssi ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА (Из книги С.А.Нилуса [6] "На берегу Божьей реки", изд. 1969г.) ОБ УЧАСТИ ВЕРНЫХ ХРИСТИАН (Записано Мотовиловым в ночь с 26-го на 27-е октября 1844 года) Однажды я был в великой скорби, помышляя, что будет с нашей Православной Церковью, если современное нам зло все более и более будет размножаться, и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии как от преумножающегося разврата по плоти, так равно, если только не многим более, от нечестия по духу чрез рассеваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том Батюшка Серафим. Распространившись подробно беседою о святом пророке Илии, он сказал мне на вопрос мой, между прочим, следующее: "Илия Фесвитянин, жалуясь Господу на Израиля, будто он весь преклонил колена Ваалу, говорил в молитве, что уж только один он, Илия, остался верен Господу, но уже и его душу ищут изъяти... Так что же, батюшка, отвечал ему на это Господь? - "Седмь тысяч мужей оставих во Израили, иже не преклониша колен Ваалу". - Так если во Израильском царстве, отпадшем от Иудейского верного Богу царства и пришедшем в совершенное развращение, оставалось еще седмь тысящ мужей, верных Господу, то что скажем о России? Мню я, что в Израильском царстве было тогда не более трех миллионов людей. А у нас, батюшка, в России сколько теперь?" Я отвечал: "Около 60 миллионов". И он продолжал: "В двадцать раз больше. Суди же сам, сколько теперь у нас еще обретается верных Богу! Так-то, батюшка, так-то: ихже предуведе, сих и предъизбра, сих и предустави; ихже предустави, сих и блюдет, сих и прославит. Так о чем же унывать-то нам!.. С нами Бог! Надеющийся на Господа, яко гора Сион, и Господь окрест людей своих... Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века, во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию". И когда я спросил его, что значит это, к чему говорит он мне о том: "К тому, - ответствовал Батюшка отец Серафим, - что таким-то образом хранит Господь, яко зеницу ока Своего, людей своих, то есть православных христиан, любящих Его и всем сердцем, и всею мыслию, и словом, и делом, день и нощь служащих Ему. А таковы - хранящие всецело все уставы, догматы и предания нашей Восточной Церкви Вселенской и устнами исповедающие благочестие, ею преданное, и на деле во всех случаях жизни творящие по святым заповедям Господа нашего Иисуса Христа". В подтверждение же того, что еще много на земле Русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу, православно и благочестно живущих, Батюшка отец Серафим сказал некогда одному знакомому моему - то ли отцу Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли отцу Симеону, хозяину Маслищенского двора, - что однажды, быв в дуже, видел он всю землю Русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу... В одной из бесед своих с Мотовиловым преподобный Серафим, говоря о духовном состоянии последних христиан, оставшихся верными Богу пред концом мира, поведал нечто весьма важное на подкрепу остатку исповедников Христовых: "И во дни той великой скорби, о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы, избранных ради, не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он, на кресте вися, будучи совершенным Человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к Нему: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? - Подобное же оставление человечества Благодатию Божиею должны испытать на себе и последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и вси Святии Ангели с Ним. И тогда совершится во всей полноте все от века предопределенное в Предвечном Совете". ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА 8-я глава книги С.Нилуса Поведаю теперь то, что я хранил доселе в сердечной памяти своей и чему, думается мне, еще не выходили Божьи сроки. Если не обманывает меня внутреннее извещение-предчувствие, сроки эти исполнились, и настало время явить миру верующих и неверующих сокровенный доныне и мною скрываемый умный бисер, подобно которого мир еще не ведал со дней греческого императора Феодосия Юнейшего. Воскрешение Лазаря известно каждому христианину. О воскресении же седми отроков знают весьма немногие и потому, прежде объявления великой Серафимовой тайны (назову ее "Дивеевской" - по месту ее обретения), я вкратце сообщу неосведомленным сказание о седми отроках.) Эти седмь благородных отроков: Максимилиан, Ексакустодиан, Иамвлих, Мартиниан, Дионисий, Иоанн и Антонин, - связанные между собою одинаковою воинскою службою, тесною дружбою и верою, во время Декиева гонения на Ефесских христиан (около 250 года) скрылись в горной пещере, называемой Охлон, близ города Ефеса в Малой Азии. В пещере этой они проводили время в посте и молитвах, приготовляясь к мученическому подвигу за Христа. Узнав о местопребывании юношей, Декий велел завалить вход в пещеру камнями, чтобы предать исповедников голодной смерти. По истечении 170 лет, в царствование Феодосия Младшего (408-450), истинного защитника веры, вход в пещеру был открыт, и блаженные юноши восстали, но не для мучений, а для посрамления - неверующих, отвергавших истину воскресения мертвых. По извещении об этом великом чуде, царь Феодосии прибыл с сановниками своими и со множеством народа из Константинополя в Ефес, где обрел юношей этих еще в живых и поклонился им, как дивному свидетельству свыше о будущем всеобщем воскресении. По свидетельству церковного историка Никифора Каллиста, царь был в общении с ними семь дней, беседовал с ними, и сам прислуживал им во время трапезы. По миновении тех дней юноши вновь уснули сном смерти уже до Страшного Суда Господня и всеобщего воскресения. Святые мощи их прославлены многими чудесами. Сказание это, независимо от церковного предания, имеет свидетельство и исторической своей достоверности. Святой Иоанн Колов, современник этого события, говорит о нем в житии прп. Паисия Великого (19 июня). Марониты сирийцы, отколовшиеся в VII веке от Православной Церкви, чтут в своей службе святых отроков. Они находятся в эфиопском календаре и в древних римских мартирологах. История их известна была Магомету и многим арабским писателям. Григорий Турский говорит, что эти мужи до сего дня почивают в том самом месте, одетые в шелковые и тонкие полотняные одежды. Пещера отроков доныне показывается близ Ефеса в ребрах горы Приона. Судьба их мощей неизвестна с XII века, в начале которого игумен Даниил видел их еще в пещере. По вере моей, чудом преподобного Серафима спасенный в 1902 году от смерти, я в начале лета того же года ездил в Саров и Дивеев благодарить Преподобного за свое спасение и там, в Дивееве, с благословения великой Дивеевской старицы игумений Марии и по желанию Елены Ивановны Мотовиловой, я получил большой короб всякого рода бумаг, оставшихся после смерти Николая Александровича Мотовилова, с разными записями собственной руки его, и в этих-то записях я и обрел то бесценное сокровище, тот "умный бисер", который я называю Дивеевской Тайной - тайной преподобного Серафима, Саровского и всея России Чудотворца. Передаю обретенное словами записи: "Великий старец Батюшка Серафим, - так пишет Мотовилов, - говоря со мной о своей плоти (он плоти своей никогда мощами не называл), часто поминал имена Благочестивейшего Государя Николая, Августейшей Супруги Его Александры Феодоровны и матери, вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны. Вспоминая Государя Николая, он говорил: - "Он в душе христианин." Из разных записок - частью в тетрадях, частью на клочках бумаги - можно было предположить, что Мотовиловым была приложена немалая энергия к тому, чтобы прославление Преподобного было совершено еще в царствование Николая I, при супруге Его Александре Феодоровне и Матери Марии Феодоровне. И велико было его разочарование, когда его усилия не увенчались успехом, вопреки, как могло тому казаться, предсказаниям Божьего Угодника, связавшего прославление свое с указанным сочетанием Августейших имен. Умер Мотовилов в 1879 году, не дождавшись оправдания своей веры. Могло ли ему или кому-либо другому прийти в голову, что через 48 лет после смерти Николая I на престоле Всероссийском в точности повторятся те же имена: Николая, Александры Феодоровны, Марии Феодоровны, - при которых и состоится столь желаемое и предсказанное Мотовилову прославление великого прозорливца преподобного Серафима? В другом месте записок Мотовилова обретена была мною и следующая ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА: "Неоднократно, - так пишет Мотовилов, - слышал я из уст великого Угодника Божия, старца о.Серафима, что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его: - Вот вы, Батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут? На сие Батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так: - Ах, ваше Боголюбие, ваше Боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи св. благоверного князя Александра Невского перенести из Владимимра в Петербург, а святые мощи того не похотели. - Как не похотели? - осмелился я возразить великому Старцу. - Как не похотели, когда они в Петербурге в Александро-Невской Лавре почивают? - В Александро-Невской Лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимире они почивали при вскрытии, а в Лавре под спудом - почему же так? А потому, - сказал Батюшка, - что их там нет. - И много распространившись по сему поводу своими Богоглагояивыми устами, Батюшка Серафим поведал мне следующее: - Мне, ваше Боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиеерев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут, то Господу Богу благоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея привременной жизни и посем воскресить, и воскресение мое будет, аки воскресение седми отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего. "Открыв мне, - пишет далее Мотовилов, - сию великую и страшную тайну, великий старец поведал мне, что, по воскресении своем, он из Сарова перейдет в Дивеев и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же на чудо воскресения соберется народу великое множество со всех концов земли, Дивеев станет Лаврой, Вертьяново - городом, а Арзамас - губернией. И, проповедуя в Дивееве покаяние. Батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей и, по открытии их, сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему." Такова великая Дивеевская благочестия тайна, открытая мною в собственноручных записях Симбирского Совестного Судьи Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца, чина пророческого, Преподобного и Богоносного Отца нашего Серафима, Саровского и всея России Чудотворца. В дополнение же к тайне этой, вот что я слышал из уст 84-летней Дивеевской игумений Марии. Был я у нее в начале августа 1903 года, вслед за прославлением преподобного Серафима и отъездом из Дивеева Царской Семьи. Поздравляю ее с оправданием великой ее веры (матушка, построив Дивеевский собор, с 1880 года не освящала ее левого придела, веруя, согласно Дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит придел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит: - Да, мой батюшка, Сергей Александрович, велие это чудо. Но вот будет чудо так чудо. Это когда крестный-то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, а народу-то, как говаривал наш Угодничек-то Божий преподобный Серафим, что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо-чудное, диво-дивное. - Как это понимать, матушка? - спросил я, на ту пору совершенно забыв тогда уже мне известную великую Дивеевскую тайну о воскресении Преподобного. - А это - кто доживет, тот увидит, - ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись. Это было мое последнее на земле свидание с великой носительницей Дивеевских преданий, той 12-й начальницей, "Ушаковой родом", на которой, - по предсказанию преподобного Серафима, и устроился с лишним 30 лет после его кончины Дивеевский монастырь, будущая Женская Лавра. Через год после этого свидания игумения Мария скончалась о Господе. ПРЕДСКАЗАНИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА О ВОЗРОЖДЕНИИ РОССИИ (Запись графини Натальи Владимировны Урусовой) "Я знаю о пророчестве прп. Серафима о падении и восстановлении России; я лично это знаю. Когда в начале 1918 года горел Ярославль и я бежала с детьми в Сергиев Посад, то там познакомилась с графом Олсуфьевым, еще сравнительно молодым. Он для спасения каких-то документов, должных быть уничтоженными дьявольской силой большевизма, сумел устроиться при библиотеке Троице-Сергиевой Академии. Вскоре он был расстрелян. Он принес мне однажды для прочтения письмо, со словами: "Это я храню, как зеницу ока". Письмо пожелтелое от времени, с сильно полинявшим чернилом, было написано собственноручно Св. Преподобным Серафимом Саровским - Мотовилову. В письме было предсказание о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании и спасении России. Года я не могу вспомнить, так как прошло 28 лет, и память мне может изменить, да и каюсь, что не прочла, с должным вниманием, так как год указывался отдаленно, а спасения хотелось и избавления немедленно, еще с самого начала революции, и думается, что это был 1947 г., во всяком случае, в последних годах 20-го столетия. Простить себе не могу, что не списала копию с письма, но голова была так занята и мозги так уставали в поисках насущных потребностей для детей, что этим только успокаиваю и оправдываю свою недальновидность... Письмо помню хорошо."

Ксюша18.05.2013

okssi КРАТКОЕ МОЛИТВЕННОЕ ПРАВИЛО ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА Преподобный Серафим Саровский преподавал всем следующее молитвенное правило: "Вставши от сна, всякий христианин, став пред святыми иконами, пусть прочитает молитву Господню Отче наш трижды, в честь Пресвятой Троицы, потом песнь Богородице Богородице Дево, радуйся также трижды и, наконец Символ Веры единожды. - Совершив это правило, пусть занимается своим делом, на которое поставлен или призван. Во время же работы дома или в пути куда-нибудь пусть тихо читает Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного или грешную, а если окружают его другие, то, занимаясь делом, пусть говорит умом только Господи, помилуй и продолжает до обеда. - Перед самым же обедом пусть совершает вышеуказанное утреннее правило. После обеда, исполняя свое дело, - читает тихо Пресвятая Богородице, спаси мя грешного или же Господи Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя грешного или грешную, и это пусть продолжает до самого сна. - Отходя ко сну, всякий христианин пусть снова прочитает вышеуказанное утреннее правило; после того пусть засыпает, оградив себя крестным знамением". - "Держась этого правила, - говорит отец Серафим, - можно достигнуть меры христианского совершенства, ибо означенные три молитвы - основание христианства: первая, как молитва, данная Самим Господом, есть образец всех молитв; вторая принесена с неба Архангелом в приветствие Деве Марии, Матери Господа; Символ же вкратце содержит в себе спасительные догматы христианской веры". Тем, кому по разным обстоятельствам невозможно выполнять и этого малого правила, преподобный Серафим советовал читать его во всяком положении: и во время занятий, и на ходьбе, и даже в постели, представляя основанием для того слова Святого Писания: Всякий, кто призовет имя Господне, спасется.

Ксюша18.05.2013

okssi ИЗ ЧУДЕС ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА Неисчислимые заявления об исцелениях поступали в Дивеевский монастырь, возглавляемый игуменией Марией (Ушаковой). Больные получали исцеления от воды с источника, выведенного Богоматерью в малой пустыньке, от вещей святого Серафима, хранившихся в монастыре, от осколков камней, на которых он молился, и часто также от портретных или бумажных изображений старца. Исцеления происходили и на могиле основательницы Дивеевской общины, матери Александры, куда, в сонных откровениях, не раз прп.Серафим направлял болящих. Сергей Алексеевич Никитин, житель Нижнего Новгорода, рассказывал следующее. "Прихожу к моему знакомому лютеранину, а он в отчаянии, что сын его болен раздражением мозга и доктор сказал, что больной безнадежен. Видя неутешимую скорбь отца, я говорю: "Хочешь ли, чтобы сын был здоров? Веришь ли о.Серафиму?" - "Хочу, чтобы он был здоров и верую!" - ответил отец. - "В таком случае, вот образ о.Серафима и надень на сына". Он взял, надел, и сын его выздоровел. Вот уже три года он не снимает образа с сына и не отдает мне". Одна странница сообщила следующее чудо. "Есть у меня, - говорила она, - сын, и единственный; пил он ужасно, и горе мне было страшное, такое горе, что и рассказать не умею. Что ни делала я с ним, ничто не брало, ничем не могла отвадить от вина. Слыхала я о батюшке Серафиме; кой-как, насилу достала бумажный образочек его, картинку, повесила у себя и стала ему постоянно и сердечно молиться: "Батюшка, отвади сына моего пить!" Вот раз сижу я, и вдруг вбегает ко мне сын-то, лица на нем нем нет, весь трясется, я, надо, перепугалась... "Что ты, - говорю, - что ты?" - "Маменька, - говорит, - прости мне, Христа ради, никогда пить не буду капли вина в рот не возьму! Сейчас я хотел напиться, вдруг вижу, старик-то с палкой, что у тебя повешен в рамке, зашевелился, стал больше да больше и совсем вышел из рамки живой, подошел ко мне, суровый да грозный такой, поднял на меня дубину и говорит: "Перестань мать огорчать и не смей более пить вина!"... Так вот, родимая, с тех самых пор Бог хранит: вылечился сын-то и капли в рот вина не берет. Вон он, какой милостивец у вас батюшка!" Сестра Дивеевской обители Ф.В. сделалась больна глазами. Накануне нового 1835 года видит она сон, что находится в церкви Тихвинской Божией Матери. Отец Серафим выходит из Царских врат в белой ризе, подает воздух (покровец, который полагают на евхаристическую Чашу) и велит отереть им глаза, а сам стал позади нее. Она спросила его: "Ты ли это, батюшка?" о.Серафим отвечал: "Какая ты, радость моя, неверующая! Сама же просила меня, а не веришь, ведь я у вас обедню совершаю". После сего Серафим сделался невидим. С этого времени болезнь глаз прошла у сестры. (Рассказ самой исцелевшей). Рассказ затворника Георгия, жившего в Задонском Богородицком монастыре. "Долгое время мучился я помышлением: перейти отсюда куда-нибудь в другой монастырь, поуединеннее, а то здесь письма и посетители много меня развлекают; отказывать иногда совестно, а иногда и нужно бывает отвечать: пишут дело. Около двух лет боролся я в нерешимости с этим помышлением, никому этого не говоря, между тем сильно этим смущаясь, перебирая в памяти моей все места, куда бы удобнее удалиться. Однажды входит ко мне келейный, извещая, что странник из Саровской пустыни от отца Серафима принес мне благословение, и сверх того имеет надобность сказать лично несколько слов по его поручению. Я благословил ему войти, и он начал: "Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи. Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться". Сказав сие старик поклонился и вышел, а я стоял как вкопанный, дивясь чудесному откровению тайный моих помышлений, и притом такому человеку который не только меня не знал, но и никогда не видывал, и даже никогда мы друг к другу не писали. Однако, скоро опомнившись, просил я келейного воротить ко мне странника, надеясь узнать от него что-нибудь более, но его уже не смогли отыскать ни в монастыре, ни за монастырем. С тех пор дух мой успокоился и я перестаю помышлять о переходе в другое место".

Ксюша18.05.2013

okssi ПРОРОЧЕСТВА Знаменательно, что чудесное пробуждение семи отроков Ефесских воспоминается Церковью 22 октября/4 ноября, одновременно с Казанской иконой Божией Матери. Небезынтересно также, что на Боголюбской иконе Божией Матери между Богородицей и предстоящими (Князем Андреем и Московскими Святителями) - изображены Семь Ефесских отроков в пещере. Святой благоверный Великий Князь Андрей Боголюбский, с которым было связано явление иконы, считался, как известно, первым русским Царем. В день его памяти в 1918 г. на Екатеринбургскую Голгофу взошла Семья Николая П. Изображение Ефесских отроков на Боголюбской иконе, таким образом, связано с пророчествами о последних временах, а значит, и о предреченном последнем православном Царе. Н.А. Мотовилов, богатый помещик, исцеленный Святым Серафимом от неизлечимой болезни ног, и оставшийся до конца своих дней в услужении у Старца 8 ноября 1867 года записал: "Будет время, когда все словеса предречений Господних, сказанные Великому Старцу Серафиму о судьбах Четвертого жребия во вселенной Божией Матери, вполне сбудутся. Ибо по обетованию Господню воскреснет на некоторое время и восстанет из гроба Великий Старец Серафим и пешком перейдет из Саровской Пустыни в село Дивеево - и при сонме Высочайшей Фамилии, Великокняжеской, Царской, Императорской и русских и иностранных безчисленного множества людей, уверив всех воскресением своим в непреложности и всех людей в конце веков всеобщего воскресения, понеже, наконец, там вечным опять до времени сном смерти почиет и тогда-то, после сего вторичного Батюшки Отца Серафима Успения, село Дивеево, соделавшись Домом всемирным, просветится паче всех, не только русских, но и всех градов на свете - ибо свет веры Христовой через это воскресение из мертвых Великого старца Серафима утвердится вселенной всей. Тогда с какой жадностью все обратятся ко всем источникам православным для узнания о начале и ходе сего дива истории, сего 4-го жребия вселенского Божией Матери, нового света Афонской Женской Дивеевой Горы; сего места спасения всего мира во времена антихриста". В заключение позвольте напомнить слова Иеромонаха Нектария Оптинского: "Ищите во всем великого смысла. Все события, которые происходят вокруг нас и с нами имеют свой смысл. Ничего без причины не бывает:" Верить или не верить пророчествам - дело личное. Когда они сбудутся и правильно ли мы их услышали - нам неведомо. Кто доживет - увидит: Пророчество об Иване Колоколе "Когда у нас будет собор, тогда Московский колокол Иван Великий сам к нам придет!", - говорил Серафим Саровский, - "Он сам придет к нам по воздуху..." "Он к нам перейдет, и все удивятся. А как ударит-то он, в Сарове тысячный колокол перешибет!.. Вот тогда всем диво- то будет". "Когда его повесят, да в первый-то раз ударят в него, и он загудит , тогда мы с вами проснемся! О! какая будет радость! Среди лета запоют Пасху! А народу-то, народу-то, со всех сторон, со всех сторон!" "И так загудит, что вы пробудитесь, и вся вселенная услышит и удивится". Пророчество о Воскрешении "Мне, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи русские так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что даже и важнейшему догмату Христовой Веры - Воскресению Христову и всеобщему Воскресению веровать не будут, то посему Господу Богу угодно до времени меня, убогого Серафима, от сея превременныя жизни взять и затем во утверждение догмата воскресения, воскресить меня, и воскрешение мое будет, яко воскрешение седми отроков в пещере Охлонской во времена Феодосия Юнейшего.[2] По воскрешении же моем я перейду из Сарова в Дивеев, где буду проповедовать всемирное покаяние. И на сие великое чудо соберутся в Дивееве люди со всех концов земли и там, проповедуя им покаяние, я открою четверо мощей и сам между ними пятым лягу. Но тогда уж настанет и конец всему"... "Не то диво, что не дошло за 100 саженей до моей хижины, а то диво, что моя смерть будет подобно смерти отроков Ефесских, 300 лет спавших в пещере. Как они восстали во уверение Всеобщего Воскресения, так и я восстану перед последним концом и возлягу в Дивееве. Дивеево будет называться не по селу Дивеево, а по всемирному Диву": "Тогда Дивеев будет диво всемирное, ибо из него изведет Господь Бог Свет Спасения не только для России, но и для всего мира во времена антихриста" Пророчество о последнем православном Царе Приедет к нам Царь и вся Фамилия! Дивеево-то Лавра будет, Вертьяново - город, а Арзамас- губерния! Станут все приходить к нам , запираться для отдыха-то будем; станут деньги давать, только берите; в оградку станут кидать, а нам уже не нужно, много своих тогда будет !" "А как Царская-то Фамилия у нас побывает, то весь Дивеев-то - диво будет всему свету! Села тут уже не будет, а город. И земля вся, и вокруг все наше будет, и жители кругом все нам служить станут!" "В последнее же время будет у вас изобилие во всем, но тогда уже будет всему конец". "Но эта радость будет на самое короткое время: что далее будет такая скорбь, чего от начала мира не было!" "Тогда жизнь будет краткая. Ангелы едва будут успевать брать души!" "При светопреставлении вся земля сгорит , и ничего не останется. Только три церкви по всему свету, со всего света будут взяты целиком, неразрушенными, на небо: одна-то в Киевской Лавре, другая (уж, право, не вспомню), а третья-то ваша, Казанская": "Кто в Дивееве у меня живет, не для чего ему никуда ходить, ни в Иерусалим, ни в Киев, пройди по канавке-то с четочками, прочти полтораста Богородиц, - тут у меня и Иерусалим и Киев!" "Когда век-то кончится, сначала станет антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять, и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то; нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет!" "Когда придет антихрист, ему на землю всюду доступ будет, а как дойдет до места, где Ее (Богородицы) Пречистые стопочки прошли, так и не переступит, а обитель на небо поднимется": "Подойдет антихрист, а он (Казанский собор) весь на воздух и поднимется и не сможет взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие, хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет достать вас антихрист-то; все равно как в Киев приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух; достать-то они ее не могли. Так вот и собор ваш и канавка поднимуться тоже до неба и защитят вас и ничего не сможет сделать антихрист!" ": Все пройдет и кончится. И обители уничтожатся, а у убогого Серафима в Дивееве до самого дня пришествия Христова будет совершаться Безкровная жертва !"

Ксюша18.05.2013